Мой ежедневный подвиг бытия
Имеет имя - суть преодоленье,
И свое утро трудового дня
Обычно начинаю со смиренья.
Мне, кровь из носа, нужно отыскать
Где прячется нетронутая радость,
И там, где проставляется печать
Надежд, и обещается награда.
Смирение, как сильный дихлофос,
Активно убивает хмарь и ропот,
И Гамлетовский проклятый вопрос
Снимается с повестки дня жестокой.
Итак, смиренье. В чем его резон?
И в чем его спасительная муза?
Его катком был смят Наполеон,
Когда Кутузов сдал Москву французу.
Копил он силы в девственных лесах,
И дожидался нужного итога,
А в это время тайно, в небесах
Сбирались колесницы Саваофа.
Выстраивались ангелов полки,
И поднимались Божии знамена.
Смиренье - ключ для праведной судьбы,
Начало исполнения Закона.
Да будет воля мудрая Твоя,
Где все предусмотрел Ты справедливо.
Смиренье - основание креста,
Что воскрешает мертвых из могилы.
Но не бессилие хлюпкое оно,
Смирение без веры мало стоит.
Оно полезно, когда знаешь, что
Стоит Всевышний Сильный за тобою!
Он - Тот, что воздает тебе сполна,
Врагам Он приготовил наказанье.
Вначале жертва быть должна твоя,
Вначале ты исполнишь послушанье.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
